Татьяна Друбич: «Мне не нужны лишние роли, успехи, суета»

«Сто дней после детства».

Первый серьезный успех придет к ней после образа ангела в венчике из полевых цветов в нежнейшей элегии «Сто дней после детства». Точнее, после судьбоносной встречи с Сергеем Соловьевым, которая буквально перевернет их жизни. С тех пор на двоих у них приходится девять фильмов, дочь — и даже внучка.

Сергей Александрович как-то выразился в том роде, что, наблюдая за тем, как другие режиссеры используют Друбич на экране, часто ловит себя на мысли, что те попросту не умеют обращаться с таким тонким инструментом, буквально забивая гвозди микроскопом. Но ни его «Спасатель» — вольное подражание русским романам XIX века. Ни «Асса», сорвавшая крышу всей стране в разгар перестройки. Ни «Черная роза — эмблема печали» — хулиганский декаданс на коммунальной кухне и непорочный адюльтер с 15-летним миллионером. Ни «Анна Каренина», вызвавшая шквал споров на исходе нулевых, тоже так и не подобрались к разгадке тайны Друбич-актрисы. Впрочем, не получилось это и у других — целого ряда не последних художников.

У нее и сегодня в голосе звенят детские нотки, придающие ее словам ту тонкость и нежность, которые так легко спутать с инфантилизмом. Утраченную иными уязвимость и достоинство, мягкость и твердость, слабость и силу воли.

Как актриса она говорит: мне не нужно лишнее — роли, успехи, суета.

Как профессиональный медик: можно долго размышлять, какая группа мышц участвует в поцелуе, а можно просто целоваться.

Как лицо фонда: что благотворительность ей нужна, чтобы считать себя полноценной и не сойти с ума.

Кажется, с этой же целью она появилась и в нашей жизни. Тургеневская барышня с толстовской глубиной и чеховской тоской. Чистейшей прелести чистейший образец.

Абсолютное дитя классической литературы, Друбич, тем не менее, выгоднее всего смотрится именно в антураже авангардного произведения — начиная со все той же «Пятнадцатой весны» Туманян, заканчивая «Последней сказкой Риты» еще одной дивы нашего кино, Ренаты Литвиновой. Но будь это текст хоть Александра Володина («Смятение чувств»), хоть Владимира Сорокина («Москва») — Друбич на экране всегда оставалась пришелицей из прошлого. Персонажем вымершей страны и вымершей культуры.

При всей своей неповторимости и незаменимости на экране она всегда оставалась на вторых ролях. Мечтой, наградой, музой, спасением, жертвой. А ее единственная по-настоящему главная роль — Анны Карениной — заканчивается трагической гибелью. Или в интерпретации сельского учителя в исполнении Сергея Шакурова из все того же «Спасателя» — разрыванием душного кокона из обязательств, в который ее запеленало назидательное общество.

И все же есть в ее творческой судьбе какая-то неопределенность, незавершенность. Такое чувство, что мы до сих пор смотрим на нее в отражении чужих представлений о прекрасном (или ужасном).

А это значит, что все это только начало. Последняя сказка Друбич еще впереди.