Мужчины и женщины
фото: Алексей Меринов
Не надо грузить!
Только не надо меня грузить! Не друзья, а грузчики. Не нужны такие друзья. Ты одна — единственная моя подруга — способна меня понять.
И семья — те же грузчики: грузят-грузят, грузят-грузят, будто я ломовая лошадь или штангист-тяжеловес. А я — слабая и хрупкая.
Муж приходит после работы — и грузит-грузит. То у него не так, это не эдак. С начальством нелады. Почему должна это слушать? И вопрос у него всегда один: где ужин? И вот он меня грузит-грузит, что другие жены о мужьях заботятся, и ужины готовят, и обеды варят, и всегда он просит одно и то же: чтоб рубашки были постираны и поглажены, а сам — безрукий? Взял бы и постирал. И погладил. И я вынуждена ему всегда одно и то же отвечать: другие мужья, а сколько их у меня было, стирали и гладили сами. И готовили сами, потому что кулинария — мужское дело. В удовольствие должно сделаться стоять у плиты. Или у гладильной доски. Или чинить стиральную машину, если засорилась и сломалась. А она всегда ломается, если запустить платья с пряжками и кофточки с застежками.
Удивительно, насколько мужчины не приспособлены. Я после разговоров с ними выжата как лимон. Как загнанная кобыла. Был фильм: «Загнанных лошадей убивают, не правда ли?». Лучше бы он меня пристрелил, чем так мучить. Иначе я его пристрелю. Я готова. И уже приобрела газовый и переделала в боевой. А вот интересно: смог бы он переделать газовый в настоящий? Уверена: нет, потому что руки у него растут не из того места.
И брательник мой такой же. Недоделанный. Недотепа. Уж давно бы меня заказал и устранил. А он все блеет: «Разделим дачу пополам. По закону. Я имею право на половину». Ну не чудик? Не чудак ли на букву «м»? Неужели не сечет: если я взяла всю дачу, то ничего ему не отдам. И с судьей справлюсь, отстегну сколько надо, если в суд подаст. А с самим брательником — тем более. Нет, все ноет: «Как же так, давай по справедливости». И он грузит меня и грузит, и обременяет, что он болен и ему нельзя волноваться, что он слаб и заработал грыжу. На меня якобы батрача и таская мебель из одной квартиры в другую при моих конфликтах с мужьями. Он надеется: я его пожалею и стану пенсию ему платить!
Уж давно нанял бы киллера и меня пришил. И заполучил всю дачу.
Сестричка моя — идиотка. Вот и грузит, и грузит, и вьючит на меня. То один хахаль плох, то другой подвел, а третий бросил. А взяла бы и их троих столкнула лбами. Но она скрывает от двух других наличие третьего. А чего стесняться? Если жизнь такая: успевай и не упускай!
Как же все они меня достали! Грузят-грузят, и обрывают телефон, и часами хнычут. Нудят и нудят. Ты — единственная моя подруга — не нудишь.
Этот киллер, устранивший папу, он звонит и угнетает: денег нет, работы нет, просит хоть кого ему заказать, хоть за полцены. Я могла бы — брата, мужа, но на этом нутьба не кончится, я же знаю, он опять потом пристанет. Ну а мне — какая разница, от кого нутьбу воспринимать? Я от папы избавилась, чтоб не нудел, а взамен огребла нутьбу киллера. Обменяла, выходит, шило на швайку. Лучше б папа остался жив, тогда и брательник бы насчет дачи не приставал.
Только ты меня не грузишь, только ты единственная. Папа как заведет: «Жалко маму, зачем ее отравил? Лучше бы жива осталась, она мне кашу варила, а ты, дочка, не можешь яичницу пожарить». В общем, доставучий был. За то и поплатился.
И вот киллер мне зудит: работы нет, денег нет. Ремонтирует квартиры, подвизается на ремонтном рынке, добывает крохи для семьи. Сын его не учится, дочь пошла на панель. Мне зачем это слушать? Я сама миллион таких историй расскажу, сама на панель ходила и школу бросила. И маман такая же была. На панели ее папа и подцепил, а потом мучился, изменяла она ему, придушил подушкой… Вывез труп в лесополосу. И поджег. Потом меня грузил и терзал: дескать, жалко маму… Бензина было мало, не вся сгорела.
А теперь брат грузит, сестра грузит. Киллер жалится, что жена налево ходит, а он пикнуть не смеет, поскольку денег в дом не несет. Вот в каком ужасе пребываю. Я бы, честно, их порешила всех, из простого человеколюбия. К себе. Киллера — первого. Но, наверно, придется его материально поддержать. Закажу сестру или брательника. Только киллер ведь не отстанет и начнет меня заново грузить: хороший, добрый был твой брательник, чудо-парень, а сестра и вовсе святая.
Что же делать, подруга? Ты ни в чем мне не уступаешь. И не грузишь никого. И двоих своих мужей преспокойно убрала. Не печалишься, не горюешь…
Погоди, звонок. Это киллер. Я сама ему назначила. За авансом. Впускать его или не впускать? Чтоб опять жалился? Я пока ведь даже не решила: кого ему заказать?
Ну, дела… Ты слыхала? Ты услышал этот гром? Я успела увернуться! Он пальнул по мне! Неужели муж сподобился? Или брат очнулся и возмужал?
Он опять стреляет! И бежит за мной. Вот лентяй! Поленился глушитель навинтить. Погоди, подруга. Мы сейчас договорим с тобой.
Я не верю, что это муж и брат. Слабаки. Я сейчас забаррикадировалась в спальне.
Ах, подруга! Поговорить спокойно, и то нельзя. Ты считаешь, что он халтурщик, этот киллер? И по договору был обязан глушитель навинтить? Догадалась! А я-то думала, что тебе не в тягость. Значит, тоже считаешь меня грузильщицей? Я-то верила, что ты меня бескорыстно любишь и не застрелишь. Мне и в голову не могло прийти…
Погоди, родная, это не финал. Я беру свой газовый, переделанный в боевой. Настоящий ствол. И открываю шквал огня. Сквозь хлипкую дверь. Мы с тобой еще потягаемся. И с сестрой. И с братом. Ты расскажешь мне, с кем из них стакнулась? А может, с мужем?
Вот уже и первая жертва. Нашей с тобой размолвки и разборки. Этот грузчик-киллер. Ух, как я загрузила его свинцом…
Мнение театроведа
Сознавал ли Чехов, сочиняя пьесу «Дядя Ваня», что создает провидческое произведение? Там все — о сегодняшнем дне. Талантливый, но скромный дядя Ваня, прозябающий в глухой провинции, в медвежьем углу, — это наша Россия. Бедная, но честная. Подлинный символ России. А болтун и фанфарон профессор Серебряков, рассуждающий о Ницше и Шопенгауэре, о демократических свободах, — это, безусловно, агент западного влияния. То есть символ Европы. И напрасно он твердит дяде Ване (России), что есть арифмометры и даже компьютеры, верный себе дядя Ваня останется на отшибе и будет производить вычисления, щелкая костяшками в допотопных счетах… Ему хватит его скудного урожая. И санкции не изменят его воззрений. Пусть профессор Серебряков убирается в свою Европу не солоно хлебавши.
Богач
Я питаюсь исключительно золотом. Это очень полезный металл. Он очищает кровь и замещает кости. И выступает как септик. Я ем золото. Пью золото. В моих жилах течет золото. Если хотите позаботиться о своем здоровье и в будущем, поступайте как я. И вы превратитесь в статую из чистого золота, которой не страшны морозы, кризисы, голод и даже отсутствие крыши над головой.
Надоело
Без конца и постоянно мне навязывают: национальные и государственные праздники, цены в магазинах, курс валют, суждения о том, что хорошо и что плохо. Может (и даже наверняка), есть люди, которые нуждаются в подобной опеке и разъяснениях. Но я не из их числа. Мне не требуются ни чужая воля, ни чужое мнение, я предпочитаю держаться своего. Пусть ошибочного, но своего. Оно мне дороже. Потому хотя бы, что проверено моим опытом, а не утверждениями (непонятно на чем основывающимися) какого-то чужого незнакомого дяди. Или тети. Но вот именно этот дядя (или группа сообщников) командует, вынуждает поступать в соответствии с его, а не с моим разумом. А если у него — допустим такое — нет разума?
Если я неправ, то готов заплатить за свою глупость. Только оставьте меня в покое и не навязывайте ничего!
Болезни
Мне кажется, врачи неправильно разговаривают с пациентами.
Когда человек обращается за медицинской помощью, в нем, как правило, гнездится куча хворей. Доктору лишь надо определить, какая из них первой придет к финишу. То есть доконает больного. Ею-то и следует заниматься. Ей-то и надо поставить подножку. А то и мощный заслон. Потом — следующей, потом — третьей, спешащей к концу дистанции.
Пациенту врач должен говорить:
— Не будем лечить пятую и шестую, потому что, может, вы окочуритесь от второй, скорее всего так и произойдет, она более энергична и упряма…
Вместо этого начинают лечить оптом, от всего сразу. Болезни сперва запутываются, переплетаются, как змеи, а потом катят мощным единым валом, против которого не устоять.
Неверно действует наша медицина!
Вопль, возможно, американца
У моей жены мозгов даже меньше, чем у нашего президента. Он сперва делает или говорит, потом думает. И она такая же. Тупица!
Я извелся. Ни хрена не соображает. В доме бардак, как во всей стране. Как я мог ее выбрать? Как я мог его выбрать? И за него голосовать?
Живу с оглядкой. Лезет в жизнь. Личную мою жизнь. То ей надо, чтоб я это сделал, то надо, чтоб другое сделал, карниз прибил, электричество починил. Все-то она знает. Во всем сечет и все понимает. И он все знает, его задача — подмять, поработить!
Как смогла пробраться в мой дом? Что она собой представляет и с какой стати позволяет диктовать? А он кто такой? И в какой момент сумел сесть в свои президентские сани? Ничтожество! Пустая голова. Как у нее. Возомнила о себе? И он… И в дела других государств сует нос и постоянно лезет. Конгресс у него на поводу. И она лезет в дела соседей, вечно с ними на ножах и скандалит. А расхлебываю я. Простой гражданин. Меня, свободного индивида, заставляет ходить по струнке. Как ей удается? И почему я соглашаюсь? Как ему удается так на всех влиять? Всех построил, всех подчинил!
Нет свободы — ни дома, ни в стране.