Помощь кардиобольным может оказаться менее доступной


фото: Кирилл Искольдский

— За последние 10 лет Россия достигла существенного прогресса в лечении сердечно-сосудистых заболеваний, в кардиологии и ангиологии. Сегодня нет практически ни одного заболевания сердца и сосудов, которые не лечились бы рентгенэндоваскулярными методами. Все уже хорошо знают, что такое стентирование артерий — такие операции у нас уже широко распространены. Но новые методики появляются постоянно. Например, раньше операции при пороках клапанов сердца выполняли только кардиохирурги — с разрезом грудины, искусственным кровообращением и заменой клапанов. Сейчас клапаны можно менять эндоваскулярно — то есть без разрезов, просто путем введения катетера через бедренную или подключичную артерию. Через этот катетер к сердцу подводится искусственный клапан, раскрывается и восстанавливает нормальную работу главного органа. Мы, например, провели уже 60 операций замены аортального клапана через катетер. Такие операции в России сегодня проводят несколько клиник — Центр интервенционной кардиоангиологии, Кардиоцентр им. Мясникова, клиники в Красноярске и, кажется, в Новосибирске. К сожалению, пока эта технология считается дорогостоящей, и ее выполняют только пожилым людям, которым операции на открытом сердце противопоказаны или связаны с высоким риском. Однако я уверен, что со временем стоимость этих процедур значительно снизится и их поставят на поток независимо от возраста пациентов. Потребность в них высока, так как атеросклероз аортальных клапанов не менее распространен, чем атеросклероз сосудов сердца. К тому же население стареет, продолжительность жизни растет — и эта патология становится все более частой. Ну а после таких операций больные восстанавливаются буквально на глазах, поскольку сердце вновь обретает возможность выпускать кровь в достаточном количестве.

Мы одними из первых в мире начали проводить операции, в ходе которых одновременно устанавливаются и клапаны, и стенты в сосуды. В свое время зарубежные коллеги не очень поддерживали такую тактику, а теперь такие операции внедрили в лечебную практику и на Западе. Есть прорыв и в лечении множества врожденных пороков сердца у детей. К примеру, при разных дефектах перегородки между камерами сердца сегодня есть возможность закрывать ее эндоваскулярно, через маленькие проколы, не подвергая пациента операции на открытом сердце. Уже практически рутинным стал метод одновременной установки кардиовертера-дефибриллятора. И если вдруг у пациента происходит остановка сердца, срабатывает дефибриллятор и с помощью электрошока восстанавливает сердечную деятельность. Такие операции людям с тяжелой сердечной недостаточностью или аритмией сердца также проводятся эндоваскулярно.

Нередко в сердце собираются сгустки крови (тромбы), которые при определенных условиях могут оторваться, попасть в сосуды головного мозга и вызвать ишемические инсульты. Чтобы предотвратить это, сейчас разработаны устройства, которые эндоваскулярно вводятся в сердце и, подобно зонтикам, закрывают область, где образуются тромбы.

— Как оценивают достижения наших врачей в других странах?

— Отрадно, что нас начали признавать на Западе. К примеру, уже лет двадцать я участвую в европейском форуме кардиоваскулярной медицины EuroPCR, где собираются ведущие специалисты со всего мира и где рассказывается обо всех последних достижениях и новинках в этой области. И если где-то до 2000 года наши врачи присутствовали там только как слушатели (мы и вправду серьезно отставали), то в последние годы нам дают возможность не только выступать, но и проводить собственные заседания и трансляции наших операций. В этом году я был сопредседателем на шести заседаниях. Хотелось бы отметить наших блестящих специалистов, которые активно участвуют в самых передовых международных форумах, — Баграт Алекян из Бакулевского центра, Александр Осиев из МОНИКИ, Александр Протопопов из Красноярска, Виктор Демин из Оренбурга, Владимир Ганюков из Кемерова, Сергей Семитко, Антон Колединский, Олег Сухоруков (Москва). Эти люди очень много делают для продвижения достижений отечественной интервенционной кардиоангиологии за рубежом. Не думаю, что еще в какой-либо области медицины наши специалисты представлены так же широко.

— Давид Георгиевич, с чем вы связываете такое изменение отношения к нашим специалистам в других странах?

— С тем, что в последние годы рентгенэндоваскулярные технологии в нашей стране развиваются семимильными шагами. Конечно, в этом немалая заслуга государства, которое закупило дорогостоящую технику в больницы, создало сосудистые центры. И мы, врачи, искренне радовались, что наконец получили возможность оказывать нашим пациентам помощь на самом высоком уровне. Но, к сожалению, в последнее время мы наблюдаем тенденцию ухудшения финансирования нашей отрасли. Например, в прошлом году мы перешли на финансирование по ОМС и с начала года не получили дотаций на заработную плату персоналу. Причем говорят, что, возможно, этих дотаций не будет вообще. Если бы тарифы ОМС полностью покрывали наши расходы и наши потребности, мы бы об этом даже не заикались. Но ситуация, к несчастью, обратная. Я многие годы был горячим сторонником страховой медицины. Но система страхования должна быть совсем другой. Как происходит на Западе? Человек приходит в больницу — и с этого момента начинает работать счетчик. Подсчитывается все, что он получил, стоимость всех лекарств, всех процедур, которые ему были проведены, расходных материалов, все до мелочей — в рамках действующих стандартов. А потом счет пересылается страховой компании, которая полностью покрывает расходы. И врач даже не задумывается о том, что и сколько стоит, его задача — лечить пациента эффективно. А вот что происходит у нас. По тарифам ОМС стационарное лечение пациента с хроническими формами ишемической болезни сердца оценивается в 19 300 рублей. 95% пациентов, которые поступают в наш центр с такой патологией, нуждаются в высокотехнологичной медпомощи, то есть в стентировании артерий. А это стоит в среднем 250 тысяч рублей из расчета на одного пациента. И как мы можем найти деньги на зарплаты, приобретение стентов, расходных материалов, оплату коммунальных услуг и прочее, получая такие мизерные компенсации?


фото: Александр Корнющенко

— Но ведь ваше лечебное учреждение — бюджетное!

— Да, и еще в прошлом году нам платили субсидии из бюджета. Но сейчас у Департамента здравоохранения такой возможности нет. Вот если бы у нас была полноценная страховая медицина, о которой я вам рассказывал, мы бы процветали. Сейчас же у меня очень серьезная тревога на тему, как мы будем в скором времени платить зарплаты врачам.

— Есть же еще квоты из Минздрава, они могут помочь?

— Да, квоты действительно есть, и это неплохая помощь. Но, во-первых, их выделено в несколько раз меньше, чем мы реально можем освоить и чем требуется нашим пациентам. Например, в прошлом году мы выполнили почти 4 тысячи высокотехнологичных процедур — можем столько делать каждый год. А квот в этом году нам дадут всего 514. И, во-вторых, прошла уже почти половина года, а мы из-за неповоротливости чиновников еще не получили нужного расходного материала и медикаментов.

— И что вы предпринимаете?

— Пока мы живем за счет старых запасов, которые остались с прошлого года. Раньше нам предоставляли большие возможности в закупках, и мы предусмотрительно запаслись. Но работаем мы вполсилы. За 5 месяцев этого года мы выполнили всего лишь восемьсот с чем-то эндоваскулярных процедур — а в прошлом году за этот период было выполнено более двух тысяч. Мы в этом виноваты? Нет! Мы готовы делать гораздо больше. Но вынуждены тормозить.

— Как вы будете выходить из этой ситуации в дальнейшем? Закупать пациентам дешевые стенты?

— Даже это нам не поможет. Если власти не продолжат финансировать это направление в объемах, позволяющих выполнять пациентам высокотехнологичные процедуры, мы не сможем оказывать нашим согражданам эффективную помощь. В таких станах, как США, Германия, стентирование артерий давно стало рутинной процедурой, и никакого ажиотажа вокруг нее нет, у нас же на стентирование есть очереди, и немалые. Потребность в стентировании коронарных артерий в Москве в 3–4 раза выше, чем проводится реальных операций. Больные пишут жалобы в Департамент здравоохранения, а те цинично пишут нам: мол, почему вы не помогаете людям? А как мы можем помогать, если у нас нет денег? Хотя из официальных отчетов я часто слышу, что государство деньги выделяет. Может, они неправильно распределяются на местах?

— И это — в объявленный президентом Год борьбы с сердечно-сосудистыми заболеваниями! Кстати, недавно Росстат обнародовал данные о росте смертности в первом квартале текущего года на 5%. Многие специалисты считают, что летальность выросла за счет сердечно-сосудистых заболеваний.

— Пока трудно аргументированно говорить об этом, год еще не закончился, хотя опасения есть. Сегодня больший акцент делается на лечении острых расстройств кровообращения сердца и резко снижена интенсивность оказания помощи больным с хроническими формами заболевания. А мне кажется, что еще более важно предупреждать тяжелые осложнения заболевания путем оказания помощи больным с начальными и хроническими формами заболевания, чтобы болезнь не прогрессировала. В ином случае может на самом деле вырасти частота тяжелых осложнений и смертности у людей с ишемической болезнью сердца.

— Я слышала, что смертность от инфарктов у нас стали вносить в статистику, только если больной умер в течение трех дней после приступа…

— Мы этого не практикуем и никаких директив на сей счет не получали. Но вполне возможно, что некоторые чиновники от медицины и ретивые исполнители таким образом стараются снизить летальность. Не исключаю, что кое-кто может списывать случаи летальных исходов от инфарктов на «другие причины». Хотя раньше бывало наоборот, о чем я, будучи главным кардиологом Департамента здравоохранения города, писал руководству.


фото: Кирилл Искольдский

— Говорят, такой специальности, как рентгенэндоваскулярный хирург, в Москве больше вообще нет?

— Сегодня рентгенэндоваскулярная хирургия стремительно развивается во всем мире. Во всех странах есть интервенционные хирурги и интервенционные радиологи. Тем более странно узнавать о том, что в Москве такой номенклатуры больше нет (а в России она есть). Нам говорят, что такие операции должны проводить кардиологи. Однако чиновники не учитывают, что наша специальность разносторонняя, которая используется практически во всех сферах медицины. И в кардиологии, и в неврологии, и в гастроэнтерологии, и в нефрологии, и в онкологии, и в пульмонологии… А как может один кардиолог проводить такие разнообразные операции? Я 12 лет занимал пост главного кардиолога Москвы, потом стал главным специалистом по рентгенэндоваскулярной диагностике и лечению, а теперь эту специальность «забыли» внести в номенклатуру. Как можно оставлять Москву без этого перспективного направления, которое занимает лидирующие позиции во всем мире, я не знаю. Мне не принципиально быть главным специалистом, но не наказывайте всю специальность! Самое ужасное, когда чиновники вмешиваются в те сферы, в которые они вмешиваться не должны.

— А куда они вмешиваются еще?

— Например, они взяли на себя функцию централизованных закупок для больниц. Чиновники, сидящие где-то в главке, решают за меня, что мне нужно закупить для моей работы, — это нонсенс! А во время централизованных закупок, как показывает практика, закупаются стенты, не всегда оптимальные с точки зрения качества и цены. Более того, в этом году за меня решили, сколько и какие виды операций мы должны выполнить по квотам. Я сам, как руководитель учреждения, как оперирующий хирург, должен решать такие вопросы. Департамент же должен контролировать ситуацию, чтобы не было злоупотреблений и нецелевых трат. И еще контролировать качество оказания медицинской помощи. Я категорически против того, чтобы сановные работники вмешивались в лечебный процесс, решали, какие стенты закупать врачам, как диагностировать инфаркт миокарда и как его лечить. Но, к сожалению, такое встречается.

Конечно, все те недостатки, о которых я говорил, можно исправить. И я очень хочу, чтобы мы продолжили работать на уровне передовых стран мира. Но чтобы врачи могли помогать людям, государство должно помочь медучреждениям. Мы уже добились очень многого, и не хотелось бы, чтобы все наши усилия оказались напрасными.