Новости info-kmu.com.ua

Фото: Елена Михайлова

— Вика, это было страшно?

— Выйти вновь на помост? Честно говоря, вообще не знала, как себя поведу на старте. Уж очень долгий перерыв у меня получился. Трудновато вкатываться.

— Тело умеет, а мозги не дают?

— Да. В том-то и дело. Я вроде все могу сделать, но не могу понять, в какой момент могу сорваться? Или что-то сделать не так, что-то забыть или затрястись, как … Не знаю, как кто.

— Но, в принципе, думаю, вы должны быть все же довольны собой. Хотя тренеры говорят, что на «Круглом» качество исполнения комбинаций было и выше.

— В общем — довольна. Но только тем, что вышла, наконец, на старт. Вот это было для меня очень тяжело – не физически, а психологически. Ведь стою перед снарядом и дергаюсь: что мне сделать, как сделать? Нет уверенности. Но это не последний старт, я надеюсь.

— А что вы хотите – три года мы вас ждали.

— И я себя ждала. Надеюсь, что это начало. Все новое. Мама вот рада. Говорит – не надо бояться: что будет, то будет, ты же не с небес спустилась, все могут ошибаться, просто выходи и делай.

— За эти три года наверняка грызли себя вопросом: за что мне это? И возможно, даже давали ответ: за слезы после лондонского серебра и брошенные в отчаянии слова — это не медаль!

— Было всякое. За слова всегда приходится отвечать. Я очень много думала. И как раз этим, наверное, загоняла себя в угол. Травма за травмой. Проблема за проблемой. И тупик, когда я заявила тренеру, что ухожу. Решила: все, уже не судьба, не могу я больше! На тренировках ничего не получается, с тренером ссорюсь, пора идти отсюда. Ничего не вернуть назад. Только потом я поняла – нет, не так все. Но это уже, только когда оказалась без тренера. И без его строгости. Да, Геннадий Борисович — строгий тренер. Но тренер и должен быть таким, если бы он меня жалел, ведь знает меня с пеленок, с родителями дружит, то и результатов не было бы вообще. А тогда — мы ссорились, тренер крикнул: «Не можешь – уходи». Я сидела на брусьях со слезами. Потом сняла накладки: все, заканчиваю.

— Выражение лица Елфимова не видели?

— Может, и смотрела на него, но не видела. Он — сразу маме звонить: «Вера, она собирается все бросить!». А я уже сижу – слезы льются, вещи собираю. Он говорит: в Москву поедешь? «Не поеду никуда, сказала – заканчиваю!». И после этих слов ходила два дня, как убитая, ни с кем не разговаривала, ничего не делала. А Геннадий Борисович-то делал: позвонил главному тренеру сборной и сказал: забирайте ее в Москву. Андрей Федорович (Родионенко – ред.) позвонил мне: через два дня должна быть в Москве!

— Это был приказ, который вы не могли ослушаться?

— Да. Наверное, привычка сработала. Но ехала я с неохотой. Настроение такое было, с вызовом даже: ну – приеду, ну – потренируюсь, кто и что мне сделает – никто и ничего. А потом как-то со мной тренеры начали разговаривать, мысли какие-то закладывать, я в себе стала ковыряться, думать: а вдруг получится, может, я не права? Когда восстановилась, более-менее все пошло вперед, поняла: нужен мой тренер. Без него я не достигну результатов, которые были. (С Елфимовым Вика выиграла звание трехкратной победительницы юношеских Олимпийских игр, чемпионки Европы, чемпионки мира, серебро чемпионата мира в личном многоборье, две серебряные медали Олимпийских игр – ред.). Позвонила Геннадию Борисовичу и говорю: «Я готова работать».

Фото: Елена Михайлова

— И сколько телефон в руках держали, прежде чем позвонить?

— Я его схватила и – все, тут же. Перед этим долго мучилась. С родителями поговорила, они обрадовались: «Отлично, давай звони, раз решила».

— А сами они не пытались вас заставить это сделать? Или хотя бы подтолкнуть? (Отец – мастер спорта, мама – чемпионка мира 1985 года в командном первенстве, победительница Игр доброй воли-1986, тренер, судья международной категории Вера Колесникова – ред.).

— Нет, ловили момент, когда я до этой мысли дойду, созрею. И поймали. До этого только спрашивали: «Что ты решила? – Пока ничего. Он остывает, я остываю, пусть все немного забудется». Я искренне так считала. Но как-то на тренировке сорвалась: «Все, больше не могу без тренера! Он мне нужен. Кто-то должен пожалеть, поругать». А то все ходят, говорят что-то, и все – не то. И я ходила какая-то… не такая. А появился рядом Елфимов – глаза у меня загорелись, внутри все задрожало.

— От чего? От предвкушения большой работы?

— Наверное. Конечно, было потом всякое: я не понимала, что он хочет, он не мог до меня достучаться.

— А первые слова, которые сказал Елфимов во время того звонка: «я знал» или «ну, хорошо». Или – «завтра в 9»?

— Я, во-первых, извинилась. «Простите меня, пожалуйста, вы мне нужны». Он говорит: «Ты же понимаешь мои требования? — Да. — Ты готова к этому? — Да. – Все ладно, теперь надо все снова начинать». Мне вообще-то многие звонили и предлагали разные кандидатуры тренеров. Я всем отвечала одно: либо я сама буду готовиться, либо со своим тренером. Ну, вот, а первая тренировка наша прошла, знаете, так – волнительно. Слова я все немного под контролем держала. А теперь могу сказать: «Мой любимый тренер, я вас обожаю, лучше вас с Ольгой Митрофановной никого нет, я вас люблю!». (Ольга Булгакова – тренер и жена Елфимова. – ред.)

— Вы сейчас готовы вернуть то, что не забрали три года назад?

— Я очень хочу вернуть. Должна сама вернуться и забрать то, что не удалось в тот раз. У меня еще остался должок перед гимнастикой.

— У вас и перед собой должок. Кому многое дано, с того и спрос большой.

— Самое главное, чтобы я в себя верила. Потому что я все равно выхожу и мне кажется… что это днище какое-то. За последние три года ведь сама себя доводила до истерики: «Я никто, звать меня никак, на помосте я не смотрюсь. И вообще – кто меня взял в гимнастику?».

— Это новая длина рук и ног так подействовала, вы же очень выросли?

— И это тоже – я и в Баку не попала в финал в упражнениях на брусьях, ударилась ногами об жердь, сразу — минус полбалла, а я — мимо финала. Хотя понимаю, что наступит момент, когда не ударюсь, и все будет хорошо. Наверное.

— Последнее слово смущает. Может, просыпаясь утром, надо говорить себе: «я самая лучшая»?

— Не могу.

— Сказать не можете? Почему?

— Может, потому что слишком часто от важных для меня людей слышала, что я «никто». И этот вопрос — «да кто тебя в команду возьмет?». Отложилось в голове. И, наверное, замкнуло меня как-то.

— Возможно, надо просто перестать себя жалеть? Именно в Баку это и должно было произойти: медаль получена, вокруг – все, что уже проходили, включая ажиотаж вокруг вас.

— Пока не поняла. Да, мне советуют – поговори с психологами. Не очень верю. Не хочу. Стыдно как-то. Да и кто, кроме меня, мне поможет? Вот, окунулась сейчас в эту атмосферу — публика поддерживала классно. Хожу, вдыхаю соревновательный воздух.

Почему я не ездила по мелким стартам? Я была не готова появиться на публике. Ведь только в последний момент перед Баку я стала себя чувствовать более-менее уверенно. А до этого – жалась, скованно все получалось.

В Баку, когда не выступала, все же, наверное, поняла только одно, еще раз посмотрев на девчонок, уже с трибуны: могу бороться со всеми. А думала, что возможность борьбы уже совсем далека от меня. Но увидела оценки лидеров — я могу их получать, даже лучше делать могу. Надо только работать над ошибками.

Фото: Елена Михайлова

— Самооценка, значит, все же, чувствуете, поднялась?

— Я пока еще в таких мыслях все равно… Как бы сказать? Запутываясь, что ли. Ко мне подходят и говорят: ты такая красивая стала, ты молодец. А я – не верю. Мне кажется, я еще ничего не сделала, чтобы кто-то потенциально увидел что-то или в восторге был.

— Но ведь наступит момент, когда вы сами от себя будете в восторге. Или его не может быть в принципе? Всегда собираетесь ковыряться в своих недостатках?

— Я думаю, если начну больше выступать и пойдет рост гимнастики – буду получать удовольствие и от комплиментов, буду уверенной. Тогда, наверное, я полюблю себя… в конце концов.

— Вика, полюбите уже! И все же я спрошу: потеряшка большой гимнастики вернулась?

— И я спрошу – вы, правда, так думаете?